Берестецкая Аня - Не Понапрасну Служим
Аня Берестецкая
НЕ ПОНАПРАСНУ СЛУЖИМ
Не так давно, зимой этого года, я купила двухтомник Л.К. Чуковской, где, к
радости своей, обнаружила три ранее нечитанные мной произведения. Это странно,
необычно и замечательно, что, вопреки несчастливым традициям нашей культуры,
есть люди, которые заботятся о ее наследии, а по большому счету, - о
читателях, о литературе. Мне всегда казалось, что любой труд, не только
писательский, но составительский, издательский, редакторский, связанный, так
или иначе, с литературой, нуждается в отклике. Он одновременно, и
благодарность за уже сделанное, и призыв к дальнейшей работе. Для того, чтобы
хор отозвавшихся голосов был слышнее и разнообразнее, я решила к нему
присоединиться, обобщив свои размышления и сделав их гласными.
НЕ ТОЛЬКО ОБ ОТСУТСТВИИ БРОНШТЕЙНА
"Тридцать седьмой еще не наступил - он еще только вот-вот наступит. А я
хочу еще немного подышать воздухом кануна..." - так начинается одна из глав
книги Л.К. Чуковской "Прочерк", впервые напечатанной в двухтомнике, выпущенном
издательством "Арт-Флекс".
Действительно, эта книга расколота тридцать седьмым на две части, на "до"
и "после", так же, как им расколота жизнь ее автора. Глубокое личное горе -
гибель мужа, талантливого физика Матвея Петровича Бронштейна, навсегда
оборвало счастливую полосу жизни Л.К. Чуковской, и ... сделало ее писателем,
так как в русской литературе, а, вернее, в русской жизни именно горе требует
осмысления и воплощения в слове. "...Не только мое состояние представлялось
мне новым, но действительность и вправду являла собой новизну. И приводила
меня в то состояние, ни пребывать в котором, ни выйти из которого без опоры на
слово я не могла".
Как и другие произведения Чуковской ("Софья Петровна", "Спуск под воду"),
"Прочерк" осязаемо воссоздает атмосферу тех страшных лет - безнадежности,
бессилия, безысходности, снова возвращает читателя к уже забываемой, но так и
не постигнутой трагедии нашей страны. Между тем, "Прочерк" - повесть
автобиографическая, как всякая жизнь, она пестра и сбивчива. Именно поэтому в
ней наряду с трагедией, Л. К. Чуковская позволила себе вспомнить о ее кануне,
вместившем жизнь, еще не изувеченную насилием. Эта жизнь, обобщенная на
страницах книги в короткое воспоминание - соответственно месту в судьбе
автора, - позволила нам, читателям, узнать Л.К. с непривычной стороны. Для
понимания творчества писателя необходимо знать его биографию - это факт, давно
известная, порядком избитая истина. Для понимания творчества Чуковской мало
знать ее судьбу - нужно знать грани ее личности, различные ипостаси.
Проза Чуковской - удивительно цельная монопроза, чуждая внутренней
полифонии. Ничто в ее произведениях не существует вне ее "Я", ни события, ни
время, ни люди, - все существует в преломлении ее личности. Ее образ делится в
литературе не только на автора и героиню, но на "виршеписца" и "поэму". "Я"
Чуковской - не просто субъективное "я" мемуариста или хроникера эпохи, оно
стало объективной частью художественной литературы и зажило жизнью
произведения. Субъективизм, в котором часто упрекают Л.К., не недостаток, а
черта ее прозы, причем черта абсолютно уникальная. Благодаря ей возникает та
особая, эмоциональная атмосфера близости с читателем, какая бывает порой в
разговорах давно знакомых людей, привыкших друг друга понимать. Ее слово
устремлено к диалогу, к отзыву читателя.
Есть и еще одна, быть может, не менее важная причина радоваться
неожиданному облику Л.К., появивш
